Год назад, в декабре, прыснув на себя любимого Hermés Eau de Gentiane Blanche, я не почувствовал знакомого аромата. Вернее, я не почувствовал никакого — ни знакомого, ни неизвестного — аромата, я не почувствовал вообще ничего. Так я узнал, что подхватил модную болезнь.
Температуры не было, не было и других симптомов, болезнь развивалась наилегчайшим образом, но обоняния ушло надолго, вернувшись ко мне лишь через пару месяцев, в течение которых я не чувствовал запахов новогодней ёлки, мандаринов, сыра, выхлопных газов, уксуса, сапожного крема, мыла, испорченных продуктов, винного букета, букета цветочного и всего остального — пахучего и не пахнущего. Никаких ароматов, никаких запахов, ничего!
Соответственно, пропал и вкус. Нет, соль, перец, уксус я продолжал ощущать, но пропали нюансы, а вместе с ними — ощущения. Еда стала одинаково-безвкусной, оливье из доставки и какие-то совсем несоответствующие моменту продукты «украсили» мой новогодний стол, шампанское превратилось в минеральную воду, а икра осталась нетронутой. При этом, страдали все: я — потому что мне было всё равно, что в этих тарелках, мои домашние — потому что надеялись, что столом займусь я, а я занялся им в меру своих ограниченных отсутствием обоняния сил. Хорошо, хоть вайфай никого не подвёл, и праздник не стал окончательной катастрофой.
Впрочем, отсутствие обоняния дало мне возможность отдохнуть. В обычной жизни меня мучают многие запахи — «сладкой» парфюмерии, мёда, хлорки, пота, аниса, травяного чая, готовки, прогорклого масла, список можно продолжать бесконечно, а тут их не было, у меня был ароматический детокс, путешествие в мир, в котором ничем не пахнет.
А потом ощущения вернулись, так же неожиданно, как они исчезли. Ррраз, и Hermés стал снова пахнуть белой горечавкой, лимон — лимоном, а подсолнечное масло — семечками. Запахи обрушились на меня каким-то водопадом, и среди этого потока я снова стал выделять те, что мне нравятся, и морщить нос от тех, которые я не люблю. И вот тут я даже попробовал понять, какие ароматы я считаю своими, а какие — нет, какие готов носить на себе и приносить с собой. Так вот: это, во-первых, те, что относятся к фужерной группе, мох и лаванда, во-вторых, цитрусовые, но не сладкие, а, напротив, горькие, типа грейпфрута, потом — древесные, кедр и сандал, табачно-кожаные и восточные — ладан, чёрный перец, амбра. Ну, то есть, всё приглушённое, лесное, пещерное, не очень яркое, хотя, от того же ладана многие, как черти, бегут, считая его излишне пахучим, а мне он ещё со времён Etro Messe de Minuit нравится, да и в храмы я люблю заходить, чтобы прочистить голову, там комбинация запахов расплавленного воска и ладана, это вообще роскошь! Из этой «церковной» истории сегодня пользуюсь Bois 1920 Oro Nero, там и воск с ладаном, и кожа с табаком, и дерево, полный набор «моих» ароматов, бинго, что называется, попадание.
Что ещё? Всегда любил классический Guerlain середины девятнадцатого века — Eau de Cologne Imperial, там как раз цитрусовые, вербена, кедр, спокойный немодный аромат, которому 160 лет, а всё — как вчера придуман. Или вот розмариново-цитрусовый одеколон Acqua di Parma, тоже с более, чем вековой историей. А потому и Sandal Wood Truefitt & Hill, британская брадобрейная классика, бергамот, мускус, кедр, сандал — всегда нравился и нравится.
Что-то в сторону? Тогда пусть это будет нечто литературное, в конце концов, у меня есть книжки, правда, они далеки от берроузовского «Джанки», которому посвящён Juncky Jardins d’Ecrivains, придуманный Анаис Бигин умопомрачительный микс конопли, гальбана, витивера, ладана и мирры, ну и, в придачу, гардении, цветка в петлицу мужского костюма. Особенно, если это костюм Borelli. У неаполитанца Луиджи Борелли, кстати, тоже есть свои ароматы — кашемир, хлопок и викунья. Да! Borelli Cotton, Borelli Cashmere и Borelli Vucuña, и все три настолько «мои», насколько моими можно назвать эти любимые мною материалы, особенно «кашемир», в котором нашлось место ветиверу, бергамоту, чёрному перцу и, понятно, ладану, куда без него в католическом Неаполе! Аромат, как и кашемир, согревает, он мягок и шелковист, его можно носить утром и вечером, летом и зимой, и в пир, и в мир, он принимает формы владельца, обволакивая его. Ну вы знаете, вы же носите кашемир? Или вам ближе викунья? У меня из викуньи только боливийское пончо, найденное в лавке на берегу озера Титикака, на высоте в четыре тысячи метров. Borelli Vicuña к моему пончо весьма походит, хоть в коктейле ароматов этого одеколона и нет ничего боливийского, зато есть лимон с бергамотом, ветивер и дубовый мох, мускус и пачули — пугливые, исчезающие при первой возможности ароматы, похожие характером на викуний.
Сколько у меня ароматов? Значительно меньше, чем специй, с помощью которых я придаю вкус своей стряпне. Специй сотни, а бутылочек с парфюмерией — всего-то десятка два. Но даже этих двух десятков хватает, чтобы я оделся в запахи сообразно своим представлениям о прекрасном. Пока это представление снова не пропало. Но тут уж должен постараться «Спутник», надеюсь на него.
Автор: Геннадий Йозефавичус
