Из того возраста, когда Новый год — ёлка, мандарины, вся эта прекрасная мишура — вызывал настоящие чувства, я, прямо скажем, вырос. Однако ж, это я повзрослел, а сам Новый год никуда ни делся, ритуал остался ритуалом, причём зимним: к пальмам меня и раньше не тянуло, а сейчас не тянет и подавно, и последний день декабря по-прежнему хочется провести, если и не при глубоком минусе на термометре, то без дождя и в условной шубе. Вот, хоть бы в Японии, куда я, собственно, на этот раз и отправился.
И да, жаркий климат нынче не подразумевает элегантности. Это раньше (см. фильмы по Агате Кристи и прочее «Аббатство Даунтон») джентльмены даже в тропиках одевались по полной форме — в тройки светлых тонов, шляпы и ботинки на высокой шнуровке, теперь же такой «полной формы» не существует, да и джентльмены перестали рисковать (кому хочется получить тепловой удар?) и стали одеваться легко и без формальностей. А вот холод наряду не помеха, а, наоборот, даже подспорье: смокинг и бархатные слиперы, камин, хрустальный стакан с виски, бренчание льда в стакане, дым сигары, снег за окном — классика. В Японию я, к примеру, целый старый фрак притащил. Посмотрю, как он впишется в минимализм киотской мачийи (традиционного дома), в которой я собрался встречать Новый год. И как он будет сочетаться с красными шотландскими кашемировыми носками — в обуви, пусть она хоть трижды от Джона Лобба, по циновкам ходить нельзя.
В Токио я, кстати, прилетел из Хельсинки, где зимнее настроение было задано снежной бурей, повсеместно наливаемым глинтвейном и рождественским базаром на Сенатской площади; ничего более праздничного придумать нельзя, Финляндия — вообще страна эталонного Нового года, это, как «фрукт — яблоко, поэт — Пушкин».
Впрочем, Токио — хоть и без снега, Пушкина и северных оленей — тоже оказался городом, живущим в предвкушении Рождества. Японцы лучше всех на свете умеют апроприировать чужие праздники, особенно, если эта апроприация помогает продавать; Рождество — второй День Святого Валентина, как шутят торговцы с Гинзы; смысл праздника местным не очень понятен, но торговля подарками идёт бойкая, в особо почитаемые магазины стоят аккуратные очереди.
Рождество здесь — во всех смыслах мой праздник: в один из первых приездов в Японию я оказался в Канадзаве, где сотрудники старого традиционного рёкана, будучи не в силах произнести моё имя, стали меж собой называть меня «Санта-сан» (из-за бороды, очевидно). С тех пор, возвращаясь в Канадзаву, я везу с собой подарки — репутацию Санты надо поддерживать. Вот и в этот раз я захватил с собой рождественский кекс: Санта-сан не подводит тех, кто в него верит.
Я вообще люблю делать подарки; в этом смысле Новый год для меня — идеальный праздник, а Япония — идеальная страна. В Японии легко выбирать подарки и легко их дарить: тут культ упаковки, она чаще важнее содержимого. Особо мне нравятся местные «банные» платки-фуросики, одна из функций которых — служить упаковкой. В платки, кстати, я пакую презенты не только в Японии: беру классический мушуар и по японской схеме (можете прогуглить — там десятки способов) завязываю в него подарок. И никакой бумаги, никаких лент и бантов, сплошные функционализм, красота и двойное назначение; платок дальше живёт своей нормальной платочной жизнью или, будучи вставленным в раму, превращается в деталь интерьера (вроде платков-картин Rampley, они вообще созданы для того, чтобы попасть в раму!).
Вот и сегодня, пока не все магазины впали в новогоднюю кому, я пойду выбирать платки-фуросики и искать то, что в эти платки можно завернуть — приятные безделицы, которых в Японии много, даже слишком. Какие именно? Банки с чаем-маття, к примеру. Веера. Лаковые шкатулки. Фарфор из Ариты или Канадзавы. Кувшинчики для саке. Бутылки саке. Амулеты. Хрусталь. Брелоки. Да мало ли? Какие-то вещи просто попадаются на глаза, и ты уже не можешь с ними расстаться. Вернее, не можешь не купить, чтобы немедленно расстаться, подарив их. Подарок же должен быть таким, чтобы было немного (или много, как получится) жалко его отдавать. С наступающим!
Автор: Геннадий Йозефавичус